Освальд не любит отказываться от своих планов, пусть даже с первой попытки они провалились. Поражения постигают всех, вплоть до великих героев. Например, шотландский король Роберт Брюс[127] терпел провал за провалом, пока не научился упорству и стойкости у паука, который перелезал с одной потолочной балки на другую. Шесть раз паук срывался на полпути, но попыток не оставлял, и на седьмой раз у него получилось. Увидав это, Роберт Брюс решил поступать точно так же и с тех пор до конца своих дней любые намерения доводил до победного конца. Другие великие тоже не складывали руки после первого поражения.

Да и взрослые часто ведь нам всем повторяют: «Если сразу не вышло, пытайтесь, пытайтесь и снова пытайтесь»[128].

Они, конечно, имеют в виду евклидову геометрию, сложные математические задачи и другие подобные вещи, с которыми вы предпочли бы вообще не иметь дела. Однако если такой подход оправдывает себя в отношении проклятого Евклида или того неизвестного, кто придумал, на вашу беду, таблицу умножения, то тем более важно им руководствоваться в делах, к которым у вас лежит сердце.

А наши сердца переполняло желание помочь мисс Сендел разбогатеть. И это стало главным предметом наших разговоров. Мы возвращались к нему тотчас же, как садились передохнуть от мокро-песчаных приморских занятий.

Когда нам хотелось по-настоящему познавательных разговоров, мы направлялись к хранилищу лодок и заводили беседу с береговой охраной. Береговых охранников я считаю людьми высокой пробы. Они почти что моряки, потому что бороздили морские просторы в молодости, но, в отличие от тех, кто ещё не сошёл на берег, не прочь поговорить.

С моряками ведь как: они даже во время стоянки в порту надолго свой корабль не покидают. И даже если вам посчастливится попасть на борт, самые словоохотливые члены команды почему-то вечно торчат на верхушке мачты, куда вы вряд ли залезете, хотя в книгах юный герой и лезет, едва ему скажут.

А морские волки из береговой охраны рассказывали нам про далёкие южные порты, кораблекрушения, офицеров, с которыми не ладили, и таких же, как они сами, матросов, с которыми, наоборот, дружно выносили все тяготы и встречали опасности, но стоило заикнуться про контрабандистов, как они отвечали, что эта публика в наши дни практически перевелась.

– Подозреваю, они считают истории о всяких тёмных делах неподходящими для ушей невинных детишек, – недоверчиво ухмыльнувшись, заключил Дикки.

– Да-а… – протянула Элис. – Они даже не представляют себе, сколько всего нам известно о контрабандистах, бандитах, разбойниках с большой дороги, грабителях и фальшивомонетчиках.

Она тяжело вздохнула, и нам, остальным, тоже сделалось очень грустно из-за того, что уже не вернуть те славные деньки, когда мы с удовольствием играли в джентльменов удачи.

– Мы можем снова поиграть в контрабандистов, – предложил Освальд, но без малейшего воодушевления.

Самое ужасное в безостановочном ходе времени – это то, что чем становишься старше, тем меньше тебя устраивает понарошечность в любой игре. Теперь, например, играя в бандитов, Освальд уже бы не удовольствовался малолетним соседом на роль заложника, хотя ещё недавно остался вполне доволен тем, что захватил соседского Альберта.

А про контрабандистов нам в итоге рассказала не береговая охрана, а один старик, встреченный на берегу, милях в трёх от дома мисс Сендел. Он полустоял-полусидел, привалясь к борту перевёрнутой вверх дном на гальке лодки, и курил самый крепкий табак из всех, какие когда-либо обонял нос Освальда.

Мы поздоровались, и Элис спросила:

– Не возражаете, если мы посидим рядом с вами?

– Ничуть нет, – ответил этот бывалый моряк, род занятий которого нам сразу подсказали его толстый свитер грубой вязки и морские сапоги.

Девочки сели на гальку, а мы, мальчики, привалились к лодке, в точности как старый мореход. Мы надеялись, что он заведёт с нами разговор, а он всё помалкивал, словно считал беседы с мелюзгой вроде нас ниже собственного достоинства.

И достоинство в нём действительно наблюдалось. Такой, знаете, бородатый, очень похожий на викинга, отчего нам трудно было решиться заговорить с ним первыми.

Наконец он вытащил изо рта свою трубку и произнёс:

– У вас чего, собрание квакеров?[129] Или на меня поглазеть явились?

– По-моему, вы очень даже славно выглядите. Есть на что посмотреть, – нашлась Дора.

– То же могу сказать и про вас, мисс, – вернул ей комплимент любезный пожилой мореход.

– Ужасно хочу с вами поговорить, – сказала Элис. – Если, конечно, не возражаете.

– Валяйте. Полный вперёд! – разрешил он.

И, как нередко происходит в подобных случаях, вдруг выяснилось, что никому из нас не приходит в голову, с чего начать беседу.

– Мне вы тоже сразу понравились, – первым обрёл красноречие Ноэль. – Но ваш вид наводит меня на мысли, будто вы владеете каким-то тайным знанием. Это так?

– Отнюдь, – отозвался похожий на викинга незнакомец. – Не учили меня ни истории, ни гиграфии, ни чему такому. Нас вообще не больно-то учили, когда я мальцом-то был.

– Ой, да ведь я на самом-то деле толковал о другом! – воскликнул Ноэль. – Вы когда-нибудь были пиратом или ещё каким-нибудь таким?

– Сроду ни кем таким не был, – возмутился незнакомец. – Презренное это дело. Я на флоте служил, пока на один глаз не ослеп. Близковато на порох глянул. А пираты, они всё равно что змеи. Их надобно на корню изводить.

Нас охватило разочарование. Конечно, пиратский промысел – занятие неправедное, но зато какое захватывающее! Как и некоторые другие подобные. И это одна из причин, по которой так трудно оставаться всё время хорошим.

Дора, единственная среди нас, не расстроилась, а обрадовалась:

– Да, в пиратах нет ничего хорошего. Так же, как в разбойниках с большой дороги и контрабандистах.

– Про разбойников с большой дороги ничего не знаю, – покачал головой старый мореход. – Они, по счастью, сгинули ещё до моего рождения. Но двоюродному дедушке моего отца с материнской стороны довелось видеть, как одного такого молодца повесили. Стоял, весь из себя несгибаемый, да и разные там за душу берущие слова говорил, пока ему на шею верёвку прилаживали. Все дамочки всхлипывали, носами шмыгали и букетами в него кидались.

– И хоть один букет до него долетел? – поинтересовалась Элис.

– Вряд ли, – ответил старый моряк. – Разве ж дамочки умеют метко кидать? Но, полагаю, цветочки эти его всё ж напоследок порадовали. А после драка случилась среди тех, кто за казнью следил. Каждый желал хоть кусочек верёвки себе урвать, на которой вздёрнут он был. На счастье, значит.

– Ой, расскажите, пожалуйста, нам про него побольше, – попросили все мы, кроме Доры.

– Дак я ничего и не